ВІСНИК Одеського Історико-Краєзнавчого Музею (випуск 15)

УДК 94(477):093

А. В. Красножон

К проблеме локализации Хаджибейского замка

Место локализации Хаджибейского замка до сих пор точно не установлено. В версиях исследователей XIX-XXI вв. замок «гулял» по современному Приморскому бульвару от дворца Воронцова к Думе. Анализ двух малоисследованных картографических источников авторства Деволана и рапорта Дерибаса о штурме Хаджибейской крепости позволяет определить местоположение замка напротив современных д. № 1-2 по Приморскому бульвару.

Ключевые слова: Хаджибейская крепость, И. Дерибас, Ф. Деволан.

 

 

Вопрос о локализации каменного замка Хад- жибея до сих пор окончательно не решен. К из­вестным в XIX в. версиям [19, с. 342; 17, с. 14, 39] в 1990—2010-х гг. добавились новые [8, с. 150­157; 10, с. 459-476; 13, с. 22-24; 16, с. 123-128]. Их критике и обоснованию известной версии К. Н. Смольянинова о расположении замка на Приморском бульваре [19, с. 342], посвящена данная статья.

В 1997 г. во время раскопок у Воронцовского дворца в Одессе экспедицией под руководством проф. А. О. Добролюбского были обнаружены остатки субструкции (рис. 1, а, в), идентифи­цированной как башня Хаджибейского замка [7, с. 76-80]. Кладка относилась ко второй по­ловине XVIII в., судя по сопутствующим наход­кам турецких клейменых курительных трубок, фрагментов плинфы и поливной керамики [8, с. 466-470].

Как соавтор итоговых публикаций, должен сказать, что эта находка послужила нам тогда «доказательством» в деле размещения замка Хаджибея «едва ли не точно на месте Ворон­цовского дворца» на Приморском бульваре [8, с. 157; 13, рис. 5] (рис. 2).

Мы тогда настолько уверовали в «обнаруже­ние фундаментов именно Хаджибейского замка», которые «увязываются с планами Лафитта-Клаве и Фрейгана» [10, с. 468], что достоверность из­вестного рисунка художника С. Гольдмана, на котором крепость Хаджибей изображена прямо на краю обрыва, уже не вызвала сомнений. Равно как и его дата — конец XVIII в. [10, с. 469]. Нас тогда не смутило даже то, что рисунок впервые опубликован в сборнике популярных очерков А. М. Дерибаса в 1913 г. без всяких пояснений и архивных ссылок [4, с. 2].

На протяжении 20 лет никто не занимался критикой, анализом и пересмотром результатов тех раскопок. Между тем сами находки, выяв­ленные в ходе тех исследований, противоречат заявленным в совместных итоговых публика­циях выводам.

Ход раскопок и описание материалов подроб­но фиксировались в полевой документации. Эти данные легли в основу Полевого отчета (сдан в архив ИА НАНУ), который сегодня является важным первоисточником для выяснения су­щественных деталей [9].

Во-первых, визуальное восприятие кладки как сегмента именно округлого сооружения (башни) ошибочно. Вероятный изгиб кладки (очень несущественный) возник по краям при оползании в обрыв перекрывающей ее осыпи. Во-вторых, кладка не была сцеплена раствором, выложена насухо из плохо подогнанных неболь­ших камней известняка. Следы известкового раствора присутствовали лишь на отдельных камнях, что говорит о вторичном использова­нии блоков. Похоже на кладку незначительного строения, времянки (на примере Аккермана) [11, с. 28]. В-третьих, пороговый камень, зафик­сированный в кладке (с квадратным углубле­нием в центре: рис. 1, а), указывает на уровень дневной поверхности времен бытования стро­ения. Он расположен всего на 15 см выше ос­нования кладки, которая лишена фундамента (просто выложена на грунт), достигает в ширину одного ряда камней (35 см), а в высоту сохрани­лась на 40 см (рис. 1, а).

Такие конструктивные характеристики не со­ответствуют сооружению фортификационного характера, да еще рассчитанного на размещение крепостной артиллерии (см. аксонометрический
чертеж Фрейгана): при слабой толщине стены выстрелы из пушек были способны повредить ее силой отдачи.

Своеобразным дополнением к указанной версии локализации Хаджибейского замка послужила находка в том же раскопе у Ворон- цовского дворца, в 15 м к Ю-В от субструкции XVIII в., ямы с обломками «погребенных» ев­рейских надгробий (рис. 1, в; 3).

Стратиграфические и ситуативные наблю­дения, произведенные в ходе раскопок, легли в основу Полевого отчета вместе с фотогра­фиями раскопа и находок [9]. К сожалению, многие важные детали из отчета впоследствии были упущены самими же авторами, из-за чего находка надгробий получила неверную интер­претацию [6, с. 352-365; 8, с. 167-174].

Указанная яма (№ 2), размером 85x60 см, была впущена в материк на глубину 20 см. На уровне вреза в материк перекрыта прогнившими листами жести с остатками зеленой краски (рис. 1, б). На дно ямы были уложены пять мраморных обломков подоконников и ступеней толщиной от 20 до 40 мм. Заполнение ямы составлял мра­морный щебень и небольшие фрагменты мра­морных надгробных плит с надписями на ив­рите погребального характера. Один фрагмент граненой по торцу плиты содержал надпись на русском языке с остатками позолоты: «Исаак» (рис. 3). На некоторых плитах сохранились сле­ды цементного раствора.

Сверху яму перекрывал котлован (на дне ко­торого она и была вырыта прежде, чем тот был заполнен строительным мусором). В придон­ной части заполнение котлована представлено тем же мраморным щебнем, что и в яме № 2. На этом уровне обнаружены три небольших облом­ка разных мраморных плит с фрагментами рус­ских надписей, а также крупные обломки двух надгробных плит с трехстрочной надписью на иврите («здесь похоронена скромная женщина, имеющая великие древние корни») и с символом дома Ааронитов (рис. 3). Обе плиты по краям содержали остатки цементного раствора — при­знак крепления в погребальной стеле, и грубые следы последующего демонтажа. Применение русского языка в эпитафиях, использование мрамора, а также цементного раствора для креп­ления указывают на современное происхожде­ние плит (конец XIX — начало XX в.).

Поэтому погребальные памятники из раско­пок на Приморском бульваре никак не связаны ни с «евреям-запорожцам», ни с турецким Хад- жибеем, ни со «стенами замка, под которыми были захоронены» [6, с. 352-365; 8, с. 167-174].

На причины появления надгробных плит в столь странном археологическом контексте, в пределах огражденной территории Воронцовско- го дворца, указывают сопутствующие находки из перекрывавшего котлована. В его заполнении об­наружена монета 1946 г., фрагменты лепнины со­седнего дворца, архитектурные детали, балясины, артиллерийский снаряд без детонатора, несколько советских зенитных гильз 1940-1941 гг., колючая проволока, винтовочные гильзы 1917-1938 г., до­нышки бутылок со штампом 1941 г. [9, с. 9].

По всей видимости, их появление на склонах связано с послевоенным ремонтом, произведен­ным в Воронцовском дворце или ближайших зданиях. Мраморные плиты могли быть исполь­зованы до войны в качестве облицовочного, декоративного материала (примеров тому в ис­тории Одессы множество). Единственным раз­рушенным до войны (1936 г.) являлось Первое еврейское кладбище (территория сегодняшнего Преображенского парка). Судя по фотографи­ям В. И. Смирнова, еврейский участок уже в 1928-1934 гг. находился в запустении, мрамор­ные плиты мацев разбиты или выломаны ван­далами [18, с. 168-173].

Таким образом, озвученная по результатам археологических раскопок 1996-1998 гг. версия локализации замка на месте нынешнего дворца Воронцова не выдерживает критики.

Иную версию локализации Хаджибейского замка в мае 2015 г. выдвинул И. В. Сапожников. По его мнению, сооружение «следует перенести почти впритык к зданию современного Одесско­го городского совета». Автор опирается в своих выводах на сообщение А. Ж. Лафитта-Клаве, ко­
торый посетил Хаджибей на военном корабле в 1784 г. [16, с. 127].

В описании берегов Хаджибейской бухты (вероятно, сделанного с борта корабля) фран­цуз допускает, что «маяк расположен в 600-700 туазах от замка», которые И. В. Сапожников перевел в 1200-1400 м (вместо положенных 1169-1364 м). По умолчанию определив место размещения маяка в районе современного па­мятника Неизвестному матросу, с опорой на некий «План Гаджибейского залива Ф. П. Де­волана, датированный 1791 г.» [16, с. 127], ис­следователь устанавливает локализацию замка возле Думы, высчитав указанное расстояние.

Но такой документ, как «План Гаджибейс­кого залива» Ф. П. Деволана, неизвестен. В из­дании, на которое ссылается исследователь [3, с. 73-170], на самом деле опубликован «Чертеж топографический и водоописательный заливу Гаджибейскому при Черном море...» [15] (рис. 4).

Вывод И. В. Сапожникова о локализации ста­рого маяка в районе памятника Неизвестному матросу [16, с. 127] (какой площадью этот район ограничивается?) выглядит обоснованным. Но приблизительными являются использованные им расстояния между «замком и маяком» (а не наоборот), приведенные Ж. Лафитом-Клаве. Применив точные методы измерений, фран­цузский инженер не дал бы разлет в оценке расстояния в 100 туазов. Кстати, Ф. П. Дево­лан в текстовой части «Отчета», сопровождаю­щей упомянутый «Чертеж», уверенно размеща­ет маяк «на западной оконечности бухты в 1,5 верстах от развалин» замка, т.е. в 1590 м, что на порядок больше тех измерений, которые дал Ж. Лафитт-Клаве [3, с. 134].

Но на самом деле расстояние от памятни­ка Неизвестному матросу до здания Думы по прямой составляет 1511 м, а не 1200 м. Отре­зок в 1200 м приходится на точку пересечения ул. Юрия Олеши и Карантинного спуска, т.е. на правый, противоположный от Думы берег Карантинной балки (на 365 м юго-восточнее объявленного И. В. Сапожниковым места ло­
кализации замка), что к тому же противоречит и картографическим источникам. Расстояние же в 1364 м и подавно соотносится с низиной нынешней Таможенной площади, в устье Ка­рантинной балки, где размещать укрепление не стал бы ни один фортификатор.

Существенно приблизиться к решению проблемы локализации Хаджибейского замка позволяют два других хорошо известных источ­ника. Речь идет о «Плане проектов устройства порта в Хаджибее» 1793 г. авторства Ф. П. Де­волана, копия которого хранится в Одесском историко-краеведческом музее [14], а также о рапорте И. Дерибаса генералу И. Гудовичу, со­ставленном по итогам штурма Хаджибея 14 сен­тября 1789 г. [5, с. 206-209].

На плане Деволана 1793 г. показана часть кварталов Греческого форштадта русского «Аджибея» (будущей Одессы) с квартальной разбивкой и портовыми молами (рис. 5). Изоб­ражение замка на нем соответствует чертежам Ж. Лафитта-Клаве и Фрейгана. Его руины, со­гласно экспликации, еще сохранялись в момент подготовки плана (в 1789 г. замок был выведен из
строя путем подрыва двух мин, а не стерт с лица земли, как предполагалось). С западной и юго­западной стороны, укрепление окружают вал и ров, схожие по конфигурации с бастионным фронтом крепости Хаджибей на плане И. Ис- леньева 1766 г. [1, с. 130-136].

Ф. П. Деволан увязал руины замка с планом задуманной русской земляной Малой крепости, которая была выстроена в конце XVIII в. В свою очередь, привязка Малой крепости к современ­ному плану Одессы позволяет локализовать на местности и Хаджибейский замок. Как известно [17, с. 25; 20, с. 26], в 1794 г., 1803 гг. Малая зем­ляная крепость занимала всю северо-западную часть нынешнего Приморского бульвара и при­мыкающую с юго-запада территорию вплоть до Воронцовского переулка.

Но наиболее достоверным и непротиворечи­вым, на мой взгляд, источником в деле локали­зации замка Хаджибей является рапорт И. Де­рибаса на имя генерала И. Гудовича (сентябрь 1789 г.), в котором детально описан его штурм.

К этому источнику (правда, в пересказе Г. А. Потемкина) в попытках локализации замка уже обращались исследователи: «единственным серьезным основанием для того, чтобы сдвинуть крепость на сто сажень от Военного спуска ос­тается выдержка из рапорта Г. А. Потемкина» о форсировании полковником А. Хвостовым нынешней Военной балки [8, с. 156]. «Но эти сведения, заимствованные из рапорта Дерибаса, не столь вразумительны — ведь нет указаний, где именно был перейден Военный овраг», пола­гает А. О. Добролюбский [7, с. 76-80]. Поэтому, в виду «отсутствия вразумительных указаний у Дерибаса», исследователь вычисляет место пере­хода колонны А. Хвостова, отсчитав 100 сажень (213 м) в обратном порядке — от того места, где археологической экспедицией уже был обнару­жен сегмент предполагаемого замка. Посколь­ку от этой находки до устья балки всего 70 м, было решено, что А. Хвостов форсировал ее в верховьях, в районе нынешнего Сабанеевского моста [8, с. 156], вероятно, не правильно поняв А. Скальковского [17, с. 14].

На самом деле «указания» источника более чем вразумительны. При внимательном прочте­нии рапорта Дерибаса, как непосредственного участника штурма, локализация замка стано­вится очевидной.

Итак, в ночь с 11 на 12 сентября три конных и три пеших полка (минимум 3 тыс. чел.) с 6 пушками перешли узкий перешеек между морем и «обеими Куяльниками». В ночь с 12 на 13 сен­тября на исходную позицию для марш-броска перешли (на правый берег нынешнего Хаджи- бейского лимана) два батальона пехоты, осадной артиллерии 4 орудия и 6 полевых пушек.

Для скрытности было выбрано темное время суток, при передвижении соблюдалась «тишина и порядок». Длина перехода по пересыпи соста­вила 8 верст (8,5 км), что соответствует рассто­янию от балки в пос. Большевик до нынешней Усатовской балки.

«По собрании всего корпуса в Кривой балке от Аджибея в 7 верстах, сделано от меня следу­ющее распоряжение», - пишет Дерибас. 7 верст равны 7,5 км. По прямой, от устья Усатовской балки до Приморского бульвара, вдоль корен­ного берега — 7,7 км. Упомянутая в рапорте Кривая балка не имеет никакого отношения к нынешнему одноименному топониму на околи­цах Одессы, а может быть соотнесена только с современным оврагом в с. Усатово. Поскольку от современного района «Кривая балка» до плато Приморского бульвара всего 3,6 версты (а не 7, как указано в рапорте).

В Кривой балке Дерибас разделил отряд на две колонны — левого и правого флангов. Пер­вая, под командованием полковника А. Хвосто­ва, «должна была самым берегом к замку следо­вать и овладеть оным». Это важное замечание, поскольку наступление планировалось в полной темноте, движение по пересыпи вдоль правого берега Хаджибейского лимана давало отряду четкий маршрутный ориентир в виде берегового плато по правой руке. Оставалось лишь считать устья балок, современные: Кривая, Водяная и Военная. Пересечение третьего устья означало готовность к атаке.

«Овладеть оным» замком Дерибас велел «взойдя по лестницам». Правда, не указано куда — на стены или на склоны (скорее всего, применяли их для преодоления обеих преград; при штурме Измаила 1791 г. русские войска пользовались лестницами для преодоления крутых склонов рва и вала).

Перед штурмовой колонной А. Хвостова поставлены задачи первостепенные. Две другие колонны работали на его прикрытие, отвлекая внимание гарнизона и огонь на себя. С «левой стороны» (приморской, северо-восточной, если смотреть по ходу движения колонны) замок был наименее защищен. Судя по планам Фрейгана и Деволана, тыльную северо-западную сторону оборонного комплекса прикрывала единствен­ная квадратная в плане башня (скорее всего, складская; на ее тыловое значение указывает обозначенный здесь Фрейганом вход в поро­ховой погреб). Северо-восточная часть замка малопригодна для ведения активной обороны, со стороны двора она застроена некими поме­щениями. Снаружи к этой стене был пристроен невысокий прямоугольный в плане сарай.

Далее, согласно замыслу Дерибаса, «на пра­вом фланге два полка» с резервами «в одно и тоже время с» А. Хвостовым должны были подойти к замку и отвлечь на себя внимание замковой артиллерии и гарнизона. Это означа­ет, что замок был развернут башнями к юго- востоку, так как показано на плане и карте Ф. П. Деволана. Если А. Хвостов направился с северо-запада левым флангом вдоль берега, а отвлекающая колонна — правым, с напольной стороны, а замковая артиллерия должна отреа­гировать на последнюю, значит, главный фасад сооружения с артиллерийскими башнями был развернут к посаду.

Именно при такой схеме расположения укреп­ления А. Хвостову поручалось его штурмовать с самой уязвимой стороны (на плане Фрейгана пушечные бойницы обозначены только на круг­
лых юго-восточных башнях). Но и самой трудно­доступной с природной точки зрения — высота склона в устье Военной балки превышает 30 м.

Вторая часть отряда, под командованием С. Воейкова, должна была занять форштадт, который, согласно плану И. Исленьева и кар­те 1792 г. Ф. П. Деволана, располагался к юго- востоку от замка, на расстоянии 500 м (рис. 6). С. Воейков должен был препятствовать как ве­роятному десанту с моря (а таковой возможен лишь в устье Карантинной балки, ближайшей к форштадту), так и процессу эвакуации из замка гарнизона. Это дополнительное подтверждение того, что замок действительно был развернут фасадом с воротной башней к юго-востоку.

Боевая задача, поставленная перед С. Во­ейковым, означает, что И. Дерибас предвидел возможный отход крепостного гарнизона имен­но в юго-восточном направлении. Это значит, что отступление турок из крепости мог вызвать лишь А. Хвостов своей атакой на противопо­ложной стороне — северо-западной, выступив от устья Военной балки, а вовсе не с юго-запада (от нынешнего моста Сабанеева).

«В сем порядке в 7-м часу вечера выступили и пришли к Балке, от замка в 2-х верстах отсто­ящей» — переходит И. Дерибас к главному. То есть выступление на позиции из Кривой балки (Усатово) состоялся в 19 часов 13 сентября. Бал­ка, к которой пришли — нынешняя Водяная. Ее устье расположено точно на указанном рас­стоянии (2,2 км) от нынешней северо-западной части Приморского бульвара. Кстати, если бы замок располагался в районе нынешней Думы (по И. В. Сапожникову), то Дерибасу, как чело­веку аккуратному в обозначении расстояний, следовало бы прибавить еще целых полверсты в своем рапорте.

К полуночи ветер усилился, и, возможно, по этой причине флотилия Войновича, вызванная для блокировки турецкого флота, не явилась. Хотя И. Дерибас, согласно условию, установил в трех местах по берегу сигнальные огни. Где именно, не ясно.

В 4 утра, так и не дождавшись флота, опаса­ясь демаскировки в связи с близким рассветом, передовой отряд выступил на штурм из устья Водяной балки. И. Дерибас особо оговарива­ет маршрут движения штурмовой колонны — вдоль берегового обрыва, без отклонений к напольной стороне: «Полковник А. Хвостов, имевший во все время по левой стороне флот и долженствующий переходить овраг под кар­течными выстрелами, в 5 часов был уже в 100 саженях от стены».

Похоже, А. Хвостова заметили с кораблей, поскольку в 5 часов утра уже начинало светать, и открыли по нему огонь при форсировании ус­тья Военной балки («оврага»). Тут же «непри­ятелем открыты были» и части С. Воейкова, по которым начали стрелять пушки из замка. «Не ожидая уже правого своего фланга [под­чиненные А. Хвостова] постепенно пошли» на штурм. А. Хвостов сам «первую лестницу поста­вил, прочие лестницы были поставлены также весьма скоро и, несмотря на сильный пушечный и ружейный огонь крепости и отверстия в стене, а потом пушечную пальбу с судов неприятель­ских, четверти часа левая сторона стены занята была, а вскоре потом овладели воротами и всем замком».

Из рапорта явствует, что колонна прошла устье Военной балки («овраг»), поскольку дви­галась вдоль берега (на виду турецкого флота). Значит, атака развивалась в южном направле­нии, на тыльную квадратную башню замка и, возможно, береговую северо-восточную стену. В этом случае атакующие до последнего момен­та были скрыты от наблюдателей с крепости, пока не преодолели довольно крутой склон, ис­пользуя лестницы. Поэтому И. Дерибас пишет, что казаки А. Хвостова пошли «постепенно» на штурм, а не побежали — передвигаться прихо­дилось вверх по склону.

Это важный отрывок в рапорте дает понять, что замок располагался где-то на плато Примор­ского бульвара, в непосредственной близости от устья Военной балки. Но от какой точки следует отсчитывать эти самые 100 сажень?

Судя по представленной последовательности действий колонны, А. Хвостов сперва пересек устье Военной балки («оврага»), попав под кар­течный огонь флота, и лишь затем оказался в точке удаления от стены в 100 сажень (213 м). Кстати, пересек балку он именно в устье, а не в верховьях, поскольку картечный огонь флота возможен лишь по целям в нижней, прибрежной части балки. Если бы А. Хвостов переходил ее в верховье, то не было бы смысла: а) опасаться флота; б) изначально направлять колонну на штурм вдоль берега, чтобы потом уводить ее по тальвегу Военной балки наверх, в пологое мес­то, лишая себя преимущества внезапной атаки и демаскируя.

Поэтому расстояние 213 м можно отсчитать по двум вариантам — либо от подошвы склона юго-восточного берега устья Военной балки, либо от его вершины. В первом случае локали­зация замка приходится на участок напротив домов № 1-2, во втором — домов № 2-3 по При­морскому бульвару (с разницей в 20 м). Архео­логические исследования в указанном квадрате позволили бы окончательно подтвердить (или опровергнуть) высказанную версию о локали­зации Хаджибейского замка.

В 2008 г. в рамках реконструкции Примор­ского бульвара строителями была заложена сплошная траншея (под водопроводную тру­бу) от памятника Пушкину до Воронцовско- го дворца, которая в северо-западной части бульвара пересекала предполагаемое место расположения замка [2, с. 103-105]. На отрез­ке между памятниками Ришелье и дворцом траншея была тщательно мной осмотрена, никаких строительных остатков или следов культурного слоя османского или средневеко­вого периодов в ней не обнаружено. Никаких подобных находок здесь не зафиксировано и археологами [2, с. 103-104]. Глубина траншеи достигала всего 0,6 м. Она была заложена в на­сыпи нивелированных валов Малой одесской крепости. Если остатки замка и находятся на­против домов № 1-2 по Приморскому бульва­ру, то они должны быть скрыты под толщей грунта на глубине 2,5-3 м.

Данный вариант локализации замка согла­суется с версией К. Н. Смольянинова, опирав­шегося на сообщения старожила А. Феогнос- ти [17, с. 342], и со всем набором имеющихся источников, включая «План турецкого города Гаджибея» 1766 г. И. Исленьева (рис. 6), на котором укрепления размещены в северо-за­падной части плато нынешнего Приморского бульвара [1, с. 132]. Этот вариант также соот­носится и с указанным Ф. П. Деволаном рас­стоянием между замком и маяком (1,5 версты= 1590 м). При указанном варианте расположе­ния укрепления маяк должен был находиться на участке склонов парка им. Т. Г. Шевченко напротив «Красных пакгаузов», в 430 м к С-З от памятника Неизвестному матросу (рис. 6), что совпадает с данными «Карты области Озу» Ф. П. Деволана.

Боровой С. Я. Хаджибей в 60-е гг. XVIII ст. // Запис­ки Одесского археологического общества. - 1967. - № 2. — С. 130- 136.

1. Буйских А. В., Редина Е. Ф. Античное поселение «При­морский бульвар». Итоги исследований и проблемы хронологи // Материалы по археологии Северного Причерноморья. — 2015. — Вып. 13. — С. 100- 130.
2. Деволан Ф. П. Отчет относительно географическо­го и топографического положения Провинции Озу или Едисан, обычно называемой Очаковская Степь, служащий пояснением к картам и планам, снятым по Высочайшему указанию // Наследие Ф. П. Де­волана. — Одесса, 2002. — С. 73- 170.
3. Дерибас А. Старая Одесса (исторические очерки и вос­поминания). — Одесса, 1990. — 378 с.
4. Дерибас И. Рапорт генерал-майора И. Дерибаса гене­ралу И. Гудовичу // Історія Хаджибея (Одеси) 1415­1795 рр. в документах / авт. Т. Г. Гончарук. — Одеса, 2000. — С. 206- 209.
5. Добролюбский А. О. Евреи-запорожцы под стенами Хаджибея // Stratum-plus. — 2000. - № 6. - С. 362- 365.
6. Добролюбский А. О. Причудливая судьба остатков Хаджибея // Restoration. Reconstruction. Urboecology. Щорічник ПУВ НК ICOMOS. RUR-98. - 1998. - С. 76- 80.
7. Добролюбский А. О., Губарь О. И., Красножон А. В. Бо- рисфен — Хаджибей — Одесса. — Одесса; Кишинев, 2002. — 272 с.
8. Добролюбский А. О., Красножон А. В. Отчет о прове­дении научных исследований археологического на­следия: раскопки поселения «Приморский бульвар» в Одессе в 1996- 1998 годах. — Одесса: ПДПУ. — № ОК

НДР 0201U004059, № держ. реєст.0100Ш02340. — 1999- 2006. — 114 с.

10. Добролюбский А. О., Красножон А. В. Турецкий по­селок и замок Хаджибей на месте Одессы // Stratum plus. — 2000. — № 5. — С. 459- 476.

11. Кравченко А. А. Средневековый Белгород на Днестре (конец XIII— XIV вв.). — К.: Наукова думка, 1986. — 126 с.

12. Красножон А. В. Крепость Белгород (Аккерман) в ис­торических изображениях. — Кишинев: Stratum plus, 2016. — 475 с.

13.  Красножон А. В. Крепость Хаджибея: иконография, археология, политика // Lietuvos pilys. — 2010. — № 6. — P. 16- 27.

14.  Одесский историко-краеведческий музей. — Ф. № К-596.

15.  Российский государственный военно-исторический архив. — Ф. 846. — Оп. 16. — Д. 20150, Л.1-2.

16.  Сапожніков І. В. Андре-Жозеф де Лафітт-Клаве в Хаджибеї у 1784 р. // Кочубіїв- Хаджибей- Одеса: матеріали I всеукраїнської наукової конференції, присвяченої 600-річчю міста. — Одесса, 2015. — С. 123- 128.

17. Скальковский А. Первое тридцатилетие истории горо­да Одессы (1793- 1723). — Одесса, 1837. — 296 с.

18. Смирнов В. И. Одесские некрополи // Первые кладби­ща Одессы. — Одесса, 2012. — С. 7- 183.

1. Смольянинов К. Н. История Одессы // Записки Одесского общества истории и древностей. — 1853. — № 3.— С.338- 432.
2. Castelnau M. Essai sur l’historie ancienne et moderne de la nouvelle Russie. — Paris, 1827. — T. 3, edit II. — 348 p.