ВІСНИК Одеського Історико-Краєзнавчого Музею (випуск 9)



А. Музычко

Иван Яковлевич Фаас: декан юридического факультета Одесского университета в годы румынской оккупации
                                                                                                            
    Несмотря на то, что от окончания Второй мировой войны нас отделяет уже значительный временной отрезок, уровень изученности истории Одессы 1941-1944 гг. остается незначительным. Многие факты и личности того времени по-прежнему практически неизвестны не только общественности, но и специалистам-историкам. Исследование макропроцессов в истории Одессы периода Второй мировой войны должно сопровождаться вниманием к микроистории, в частности, к жизни отдельных людей.
    Целью этой статьи является исследование деятельности правоведа, профессора Ивана Яковлевича Фааса, прежде всего, в контексте истории Одесского университета 1941-1944 гг., в котором он работал на должности декана юридического факультета и к тому же возглавлял Антикоммунистический институт (собственно, параллельно основному сюжету в статье уделено повышенное внимание таким малоизученным аспектам как функционирование юридического факультета Одесского университета и Антикоммунистического института) (1) . Парадоксально, но такая крупная фигура почти проигнорирована исследователями, при чем не только как деятель времен оккупации, но и как человек и преподаватель в целом. Это тем более заметно на фоне более или менее изученных биографий коллег И. Фааса по университету военного времени - В. И. Селинова, В. Ф. Лазурского, Б. В. Варнеке.
    Впервые историки и обыватели получили возможность заинтересоваться личностью И. Фааса в 1993 г., когда были изданы знаменитые "Воспоминания еврейского историка" С. Я. Борового. Выдающийся одесский историк посчитал необходимым на трех страницах (что само по себе примечательно) создать яркий и противоречивый образ И. Фааса - своего близкого товарища и коллеги в 1920-1930-х гг. (2) . Естественно, в мемуары вкрались некоторые неточности, лакуны и противоречия, что придавало им статус скорее не истины в последней инстанции или неопровержимого и единственного источника, но в первую очередь стимула для дальнейших биографических изысканий. Однако, лишь в начале ХХІ в. информация С. Борового была воспринята несколькими одесскими историками Одесского института народного хозяйства(3) . К сожалению, авторы лишь обильно процитировали С. Борового, но не обратились к архивным источникам по истории института, которые содержат данные о И. Фаасе как о преподавателе. Авторы других статей также опирались на характеристики С. Борового(4) . Имя ученого появилось на страницах некоторых археографических и библиографических изданий конца ХХ - начала ХХІ вв., но, примечательно, что их редакторы-составители оказались бессильны привести сколько-нибудь содержательные комментарии о И. Фаасе(5) .
    В последние годы "сигналы" с призывом воскресить образ И. Фааса исходили из Румынии и Молдовы от Н. А. Болдур и М. И. Ишаевой, лично знавших профессора и его жену в последние годы их жизни. В 2004 г. М. Ишаева опубликовала на молдавском языке в кишиневской газете содержательную статью о семье Фаас и несколько семейных фотографий(6) . В 2007 г. она передала экземпляр газеты и ксерокопию диссертации профессора в Научную библиотеку ОНУ им. И.И. Мечникова, а в марте 2010 г. - в Институт рукописи Национальной библиотеки Украины им. В.И. Вернадского. М. Ишаева надеялась, что материалы о деятельности И. Фааса привлекут внимание исследователей из когда-то родной ему страны. Надеемся, что данной статьей мы, отчасти, оправдываем эти надежды, хотя использованные достаточно разнообразные источники все же не освещают многие стороны деятельности И. Фааса (в частности, темными остаются годы его юности, 1930-е гг., не удалось найти следы его переписки, которая бы приоткрыла внутренний мир правоведа и т.п.).
    Иван Яковлевич родился 1 января 1894 г. в Читас-Гирской станице Области Войска Донского. В анкетах он писал о своем социальном происхождении - "из служащих". С. Боровой упоминал о его отце как о "видном судейском чиновнике в Киеве". Прямых указаний на его национальное происхождение нет. В документах 1920-х гг. он фигурировал как русский или украинец(7) . Но, вероятнее всего, И. Фаас происходил из "русских немцев", о чем может свидетельствовать его фамилия, восходящая к форме "Fuchs", "Fuhs", от средненемецкого vu(o)hs (лиса) для обозначения хитрого или рыжеволосого человека. Косвенно, о немецких корнях Фааса свидетельствуют и его настроения в предвоенные годы, описанные С. Боровым, высокий статус идеолога в период войны.
    Среднее образование И. Фаас получил в І Киевской гимназии, которую он окончил в 1911 году с золотою медалью за произведение "История приобретательной давности в римском праве". В 1911-1915 гг. он учился на юридическом факультете Киевского университета Св. Владимира. Уже в 1914 г. его студенческая работа "Теория ценности Г. Касселя" была опубликована на страницах киевских "Университетских Известий". После окончания университета его оставили на кафедре римского права для подготовки к профессорскому званию при ординарном профессоре кафедры римского права Михаиле Мефодиевиче Каткове.
    Очевидно, именно в это время сформировались так поражавшие современников энциклопедические знания И. Фааса, в частности, знание языков - кроме русского и украинского, он овладел немецким, польским, чешским, мадьярским и французским(8) . Эти качества позволили И. Фаасу сделать достаточно успешную карьеру, прерванную только Гражданской войной. В 1917 г. он стал младшим, а в 1918 - старшим ассистентом юрфака университета Св. Владимира и помощником заведующего юридического семинара. В 1918 г. он сдал экзамены на научную степень магистра римского права. В 1918-1919 гг. он преподавал в Киевском юридическом институте римское право и в Народном университете - гражданское право. В 1921 гг. он был избран экстраординарным профессором Каменец-Подольского университета на кафедру общей теории права, но не так и не прибыл на новое место работы в связи с болезнью.
    По данным С. Борового, в 1919 г. И. Фаас с волной киевских беженцев очутился в Одессе (среди них в Одессе остались работать известный историк В. Селинов и литературовед М. Алексеев). В Одессу И. Фаас приехал с матерью Надеждой, женой Анной Константиновной и ее родителями Софией и Константином Щербиной. Отец жены был профессором математики университета Св. Владимира. Анна Константиновна избрала специальность медика, стала доктором медицинских наук (по воспоминаниям Н. А. Болдур).
    Только с 1921 г. И. Фаас впервые проявил себя на привычном для него поприще образования и науки. С 1921 г. он работал в Одессе на должности ученого секретаря Одесского губернского комитета охраны памятников искусства и старины, секретарем Археологического института, с 1923 г. - ученым секретарем главной библиотеки высшей школы Одессы, где он познакомился с С. Боровым. В качестве библиотекаря Иван Яковлевич опубликовал, по авторитетному мнению С. Борового, "образцовое" описание инкунабул, в основном на юридическую тематику из библиотеки сенатора Р. Губе, которую в 1860-х гг. привез в Одессу профессор Новороссийского университета Ф. И. Леонтович.
    И. Фаас был одним из основателей, членом социально-исторической секции и секретарем бюро Одесской комиссии краеведения при ВУАН (1923) и Одесского филиала Всеукраинской научной ассоциации Востоковедов (1926). Близкий друг И. Фааса в 1920-1930-х гг. С. Боровой вспоминал о нем как о человеке широчайшего образования, энциклопедических знаний, блестящем лекторе, крупном ученом.
    Тем не менее, как не марксистскому автору И. Фаасу было сложно реализовать свой потенциал. К началу войны он был автором 24 статей, опубликованных с 1914 по 1930 г. (9) . Большинство из этих работ были посвящены сугубо теоретико-правовым вопросам (догме права), в частности, гражданскому праву. Не менее 5 работ были посвящены историко-правовым вопросам касательно древнего и средневекового права восточных славян, Востока и Западной Европы(10) . В этих работах сложно выделить территориальные рамки, так как отличительной чертой авторского дискурса было использование историко-сравнительного подхода. Правовед настаивал, что "Русь прошла те же стадии развития, что и Западная Европа". При этом, заимствования и влияния не играли почти никакой роли, а только общие исторические закономерности. Работы И. Фааса, особенно диссертация, отличались широкой эрудицией, знанием зарубежной (преимущественно немецкой) историко-правовой литературы, высоким уровнем методологической культуры. С. Боровой упоминал и о трудах И. Фааса по статистике, но пока что выявить их не удалось.
    Для украинистики важное значение имеет обширная рецензия И. Фааса на одну из основных работ выдающегося одесского украинского историка М. Е. Слабченко. Отмечая солидность работы М. Слабченко, вместе с тем, рецензент выявил ряд методологических, историко-экономических и историко-правовых неточностей. Эта рецензия имела скандальный оттенок. Украинский историк воспринимал рецензию И. Фааса как часть личной интриги против него со стороны его врагов. Саму же критику он не считал убедительной(11) . Тем не менее, замечания И. Фааса и в предвоенные годы служили основой для критики М. Слабченко за слабость методологической базы. Именно такого мнения придерживался один из наиболее видных учеников М. Слабченко, на тот момент уже ленинградский историк, Н. Л. Рубинштейн(12) .
    Закономерно, что главной ипостасью И. Фааса в 1920-е гг. была педагогика. После кратковременного опыта деятельности в Археологическом институте в 1922-1923 гг. он преподавал курс "Греческие и римские правовые древности" для археологов в Одесском институте народного образования. С 1924 г. он сосредоточился на преподавании в Одесском институте народного хозяйства - правопреемнике юридического факультета Новороссийского университета. К концу 1920-х гг. на юрфаке обучалось около 175 студентов (117 - юношей и 58 - девушек).
    С. Боровой упоминал, что И. Фаас преподавал исключительно статистику и при этом, по его мнению, "сталкивание" замечательного цивилиста и историка права в эту сферу объяснялось в первую очередь тем, что статистика рассматривалась тогда как менее "идеологическая" дисциплина, чем право". Однако, архивные документы свидетельствуют, что И. Фаас преподавал в 1924 - 1930 гг. именно гражданское право и процесс. Причем, несмотря на то, что он так и не защитил диссертацию, он имел звание не доцента, как указывал С. Боровой, а "профессора второй группы гражданского права и процесса" (13) . Собственно, фактически преподавать И. Фаас начал уже осенью 1923 г. 31 октября 1923 г. он прочел пробную лекцию по гражданскому праву "Новые идеи в гражданском кодексе СССР" (14) . С 1928 г. ассистентом у И. Фааса работал Е.И. Розенберг, выпускник юрфака Одесского института народного хозяйства 1924 г., а с 1929 г. - также А. С. Рубинштейн, выпускник 1923 г. (15) . Был у профессора и как минимум один аспирант, Триггер, но он "не оправдал доверия" (16) .
    Из коллег И. Фааса на юридическом факультете укажем в дальнейшем одного из наиболее выдающихся одесских юристов И. В. Шерешевского, А. А. Жилина и Н. П. Макаренко. С двумя последними будет тесно связана его судьба в годы войны. Александр Алексеевич Жилин был одним из наиболее заметных специалистов по государственному праву в Российской империи предреволюционных лет. Он родился в 1880 г. в Курске. В 1898 г. окончил юрфак университета Св. Владимира с золотой медалью и был оставлен стипендиатом на кафедре государственного права. Преподавал на должности приват-доцента и профессора. Стал доктором государственного права. В 1913-1918 гг. преподавал в Санкт-Петербургском университете, после чего вернулся в Киев, где преподавал в различных ВУЗах. В конце 1920-х годов он переехал в Одессу. С октября 1928 г. он преподавал в Одесском институте народного хозяйства международное право.
    Не менее авторитетным ученым в сфере криминалистики был Николай Прокопьевич Макаренко (1874-1945). Выпускник юрфака Московского университета 10 лет работал судебным следователем в Московской губернии. С 1914 г. он руководил Одесским кабинетом научно-судебной экспертизы, который в 1925 г. был реорганизован в Одесский институт научно-судебной экспертизы. С 1926 г. преподавал в Одесском институте народного хозяйства технику уголовного розыска.
    Администрация института противоречиво характеризировала И. Фааса. В 1929 г. его рекомендовали как талантливого преподавателя, но при этом идеологически чуждого, старательно отказывающегося от любой общественной деятельности(17) . Но уже в 1930 г. характеристика стала более угрожающей. Его называли профессором не советской формации со скрытыми симпатиями к прошлому, но в то же время аполитичного. Об его отношении к национальной политике партии информаторы не могли ничего сообщить. Среди слушателей он якобы имел лишь средний авторитет. "Способностей не выявлено", - позабыв о еще недавней характеристике, резюмировали информаторы(18) .
    В конце 1920-х - самом начале 1930-х гг. И. Фаасу и его коллегам приходилось работать в удушливой атмосфере. В инструкции Народного комиссариата образования по приему в ВУЗы УССР на 1929/1930 учебный год указывалось, что в 1928-1929 г. наблюдались серьезные нарушения при наборе студентов, так как преимущественно были приняты интеллигенты и служащие. В будущем следовало строго придерживаться нормы: 75 % бедняков, остальных середняков. К льготникам причислялись бывшие красные партизаны, красноармейцы, инвалиды, служащие ГПУ, дети бывших политкаторжан и высланных поселенцев, литературные работники, изобретатели, дети специалистов, дети учителей в сельских школах(19) . Социальные ограничения принимали и более рельефные и уродливые формы. В 1929 г. из института были исключены студентки юрфака за сокрытие своего социального положения: дочки "попа городского собора, собственника мельницы и дома, торговца". В 1930 г. директор института, проявляя пролетарскую бдительность, в тайном донесении протестовал против принятия студентки 3 курса в юрисконсульты, так как она "является чужим элементом, идеологически не выдержанной". При этом он не преминул заявить, что ей оказывали протекцию какие-то элементы(20) .
    Все эти факты, а также то, что с ликвидацией в 1930 г. ОИНХ и высшего юридического образования вообще, И. Фаас был лишен преподавательской практики, никак не способствовали его превращению в лояльного советского гражданина. Тем более, что как человек интересующийся богословскими вопросами, он не мог восторгаться репрессивной политикой коммунистов по отношению к религии и церкви. В удушливой атмосфере И. Фаасу так и не удалось защитить диссертацию, в которой по метафорическому высказыванию его жены "содержалась его душа". В поддержке одесскому правоведу отказал тогдашний мэтр советской историко-правовой науки С. В. Юшков. Более того, соответствующие органы "зарезали" и медицинскую карьеру его жены. С. Боровой ярко описал материальную нужду ученого (он был плохо одет, жил в коммунальной квартире в тесноте с женой, родителями жены и старухой матерью). При этом С. Боровой, избегая критики коммунистической власти, не совсем логично объяснял все эти факты лишь особенностями характера ученого, отсутствием в нем "пробойности", неумение устроиться в условиях советского уклада жизни. По воспоминаниям С. Борового, еще до ухода советских войск из Одессы в конце 1941 г. в разговорах с ним И. Фаас не скрывал своего желания смены власти.
    В целом надежды И. Фааса оправдались, так как он получил возможность не только вернуться к преподавательской, но и приступить к административной деятельности. В начале декабря 1941 г. открылся реформированный университет. Осенью 1942 г. был открыт юридический факультет во главе с деканом И. Фаасом. К тому же, он возглавил кафедры римского и гражданского права. 16 января 1943 г. профессора юрфака присвоили И. Фаасу степень доктора юридических наук без защиты диссертации. 23 марта 1943 г. это решение единогласно утвердил Сенат университета(21) . Получила возможность преподавать на медицинском факультете университета и Анна Фаас.
    Коллегами И. Фааса были все те же А. Жилин, вначале заведующий кафедрой энциклопедии права, а затем публичного права и, кроме того - заместитель И. Фааса, Н. Макаренко - заведующий кафедрой уголовного права. На факультете также работали ассистенты А. Папаспираки, Ермолаев, И. Опришану и Данелопуло, доцент, преподаватель истории государства и права, магистр Б. А. Константиновский, на кафедре статистики - выдающийся одесский статистик А. Бориневич (его дочка З. Бориневич-Бабайцева также работала в университете на историко-филологическом факультете, а позднее и в ОГУ им. И. Мечникова), на кафедре политической и экономической географии - К. К. Стамеров. По совместительству работали доцент А. Мойсев и доцент, преподаватель истории религий П. И. Гощицкий(22) . И. Фаас докладывал Сенату университета, что кроме преподавания А. Бориневич составляет докладную записку об открытиях и изобретениях в области статистики при советской власти, Жилин - направлен в Центральную библиотеку для отбора книг для юрфака, Макаренко - состоит консультантом при морге, А. Папаспираки - составляет записку об открытиях в области криминального права(23) . Кроме того, Макаренко преподавал в Украинской гимназии-лицее(24) .
    В соответствии с учебным планом, в 1942/43 учебном году студенты первого курса юрфака слушали по 6 часов в неделю энциклопедию права, историю права, латинский язык, по 4 часа - статистику, экономическую географию и немецкий язык, по 2 часа - богословие, по 3 часа - историю Румынии и румынский язык(25) . Численность студентов факультета колебалась в пределах 73 - 85(26) . В докладе на заседании Сената университета 9 февраля 1943 г. И. Фаас оценивал состояние трудовой дисциплины на юрфаке как удовлетворительное, но при этом посещаемость студентов составляла всего 50 %.
    В 1942 г. И. Фаас вошел в состав Сената университета (юрфак здесь также представлял А. Жилин). Протоколы Сената свидетельствуют, что наряду с деканом историко-филологического факультета В. Лазурским И. Фаас принадлежал к наиболее активным членам руководящего органа университета. И. Фаас подготовил докладную записку о реформе Одесской высшей школы. По его мнению, в структуре университета необходимо создать 5 факультетов 1) богословия; 2) историко-филологический; 3) физмат 4) юридический; 5) медицинский. Историко-филологический факультет должен был в первую очередь удовлетворить потребность в преподавании философской пропедевтики, истории, латинского языка, западноевропейских языков, русского языка и литературы, а также истории музеев, архивов, библиотек. В его составе планировалось основать 5 отделений: 1) философское; 2) историческое; 3) классической филологии; 4) романо-германской филологии; 5) русского языка и литературы. Юрфак должен был готовить работников юстиции, руководящий персонал административных и финансовых учреждений, а также экономистов. Тем самым планировалось обеспечить и подготовку преподавателей законоведения и политической экономии для средних школ. В докладе также содержалась абсолютно справедливая критика советской подготовки юристов, прежде всего, подчеркивался тот факт, что с 1930 г. юридические факультеты университетов были ликвидированы(27) . Таким образом, проект И. Фааса, который и был в основных чертах реализован, предусматривал возвращение к традициям досоветской высшей школы.
    24 ноября 1942 г. И. Фаас зачитал доклад об организации библиотеки юридического и историко-филологического факультетов(28) . В марте 1943 г. Сенат принял решение провести сбор пожертвований на устройство университетской церкви и учредил комиссию в составе Живатова, Николаи и Фааса(29) . 5 января 1943 г. И. Фаас зачитал проект устава попечительства о неимущих студентах, очевидно, как один из основных его создателей. Из научных форм работы отметим, прежде всего, доклад И. Фааса на научной сессии университета на тему "Договор морской перевозки в греко-римском Египте" (30) . Большинство коллег И. Фааса также взяли аполитичные темы: В. Лазурский - "Английское влияние в русской журналистике 18 в.", Б. Варнеке - "Пушкин и античность", Н. Соколов - "Современные философские течения в Германии", Н. Макаренко - "Расследование убийств, связанных с расчленением трупа". Исключением был только А. Жилин со своей темой "Доктрина Монро и цели США в войне". Вместе с В. Лазурским и В. Селиновым, И. Фаас принял участие в возобновлении деятельности Одесского общества истории и древностей, в частности, составлении его устава.
    И. Фаас также активно сотрудничал с румынскими коллегами (впрочем, очевидно, что это сотрудничество было вместе с тем частью идеологии румынизации Южной Украины). Осенью 1942 г. И. Фаас и историк Н. Соколов посетили Бухарест(31) . В Румынии он познакомился с известным историком, профессором А. Болдуром. Весной 1943 г. А. Болдур прочитал в большом зале Одесского университета 15 лекций на русском языке по истории Румынии, изданных отдельной брошюрой. По воспоминаниям А. Болдура, слушателем всех этих лекций был И. Фаас. Как и С. Боровой, А. Болдур считал И. Фааса знаменитым профессором со знаниями почти энциклопедическими, большим специалистом в русском праве. У румынского профессора остались противоречивые впечатления об Одессе. Почти все одесские профессора сторонились его. Кроме И. Фааса, только два профессора проявили дружелюбие и желание тесно общаться с коллегами - В. Лазурский и В. Селинов(32) . Но только для И. Фааса и его жены знакомство с А. Болдуром станет поистине судьбоносным и даже спасительным.
    После возвращения в Одессу в 1944 году коммунисты уделили повышенное внимание деятельности И. Фааса на должности руководителя Антикоммунистического института. Институт был торжественно открыт 15 мая 1943 г. Но впервые на заседании Сената 5 января 1943 года об этом учреждении заговорил как раз Иван Яковлевич. По его мнению, институт был призван решать две задачи: во-первых, вести научно-исследовательскую работу по изучению теории и практики коммунизма-марксизма, развернуть критику коммунизма и, во-вторых, вести антикоммунистическую пропаганду. По замыслу И. Фааса, институт должен был разделяться на философскую, культурно-историческую, социально-экономическую и политико-юридическую секции. В Совет института должны были войти деканы историко-филологического и юридического факультетов(33) . 23 марта 1943 г. И. Фаас был утвержден председателем Антикоммунистический института, а его генеральным секретарем - А. В. Мойсеев(34) . Вероятно, назначение И. Фааса было обусловлено среди прочего тем, что в конце 1942 г. он издал пропагандистскую брошюру, направленную на дискредитацию коммунистического режима. О содержании брошюры нам известно только из воспоминаний С. Борового. В частности, И. Фаас высказывал идею о близости православных русских и румын, сравнивал ликвидацию коммунизма с вырезанием раковой опухоли и, на сей раз с полным на то основанием утверждал, что в СССР не было права и уважения к закону.
    В апреле 1943 г. проректор университета И. Шеттле на заседании Сената выражал недовольство медленными темпами организации института. Наряду с И. Фаасом организация института была поручена Николаю Николаевичу Яблоновскому. О последнем известно, что по специальности он был связистом. На 1943 г. он имел солидный стаж работы в Высшей школе - 25 лет и 10 месяцев. После занятия Краснодара немцами служил в немецкой комендатуре и полевой связи. Возвратился в Одессу 12 января 1943 г. и устроился на работу на политехнический факультет университета(35) . Как видно из публикуемого ниже отчета Н. Яблоновского, И. Фаас отошел от деятельности института, что подтверждается и протоколами Сената.
    На заседании Сената 18 мая 1943 г. он выступил с докладом об Антикоммунистическом институте и высказал инициативу о создании студенческой организации. Докладчик также привел список тем, которые были заявлены для чтения в институте: Крафт (сотрудник газеты "Молва") "Теория национал-социализма", доцент Балясный высказал готовность прочесть аж три доклада - "Критика марксистской концепции государства", "Исторические взгляды Соловьева и Ключевского и их противоположность марксистским тенденциям", "Религиозно-философская, в частности церковная жизнь в Киеве периода 1921-1931 гг.", проф. Г. Сербский - "Есенин", В. Селинов - "Положение археологии и историков в советское время", доц. Брегейзе - "Судьба генетики и генетиков в советское время", П. Ершов - "Программа фашистской партии в Италии". Ряд тем был определен организаторами и распределялся между специалистами. Так, к Дирекции Академии изящных искусств обратились с просьбой взять на себя тему "Искусство в СССР". От темы "Советская армия" пришлось отказаться за неимением специалистов. Публичные заседания института планировалось проводить один раз в неделю(36) .
    На заседании Сената 25 мая 1943 г. В. Лазурский добавил, что антикоммунистическая пропаганда может выражаться не только в статьях и лекциях, но и в переводах, библиотечной работе и др. Список тем Антикоммунистического института был одобрен комиссией в составе Яблоновского, Лазурского и Жилина. Но на этом же заседании И. Шеттле снова в раздраженном тоне говорил о темпах организации очень желательного для новой власти учреждения. Он утверждал, что в Дирекции культуры есть сведения о том, что в университете одни твердо стоят на антикоммунистической платформе, а другие - нет, и есть колеблющиеся. Никто не будет принуждать активно работать в институте, но принципиальный отказ вызовет исключение из университета(37) .
    Вероятно, эта угроза подстегнула профессоров. На заседании Сената 22 июня 1943 г. деканы факультетов выступили с докладами об участии сотрудников в Антикоммунистическом институте. Особой активностью отличился политехнический факультет, где 79 человек подали заявления о готовности участвовать. От факультета точных наук заявились 56 преподавателей, т.е. все кроме 5 (известно, что 15 сентября 1943 г. астроном К. Д. Покровский прочитал 40-митную лекцию для около 100 слушателей "Скорбные страницы в истории Пулковской обсерватории"), от медицинского - 18 тем. В клиниках университета было организовано чтение для больных антикоммунистической литературы. От агрономического факультета темы прислали все сотрудники, а некоторые по несколько (31 тема). На юрфаке готовили доклады: "Из воспоминаний криминалиста" - Макаренко, "Кризис животноводства в СССР" - Стамеров, "Христианство и материализм" - ас. Ермолаев, "Правосудие в Советском союзе и Советская концепция государства и права" - Жилин. Готовность выступать высказали также профессоры историко-филологического факультета(38) . Отголоском этих инициатив было поручение на заседании Сената 1 июля 1943 г. деканам факультетов образовать комиссию для просмотра учебников с целью удаления из них коммунистической пропаганды(39) .
    Закономерно, что коммунистические службы после войны пылали ненавистью к деятелям Антикоммунистического института и карали их за наименьшее участие в его работе. При этом влияние института на одесситов всячески приуменьшалось. Очевидно, что и профессура была кровно заинтересована на допросах в том, чтобы представить институт неудачной случайностью, эдаким "уродцем" оккупации. Следы этой пропаганды явно заметны в мемуарах С. Борового, который считал институт ярким примером низкого уровня идейного уровня интеллигенции, скудости духовной жизни "интеллигентов-коллаборационистов" и культуры периода оккупации в целом. В противоположность этому мнению, современный историк В. Смирнов считает деятельность института успешной(40) . Доклад Н. Яблоновского и протоколы Сената показывают, что истина лежит посередине. Хотя институт, особенно для условий военного времени, достаточно быстро наладил лекционную работу, но проблемных мест в его работе хватало. Реакция профессуры, студентов и более широких слоев населения отнюдь не была пронизана энтузиазмом.
    Что же касается убогости "интеллигентов-коллаборационистов" и культуры периода оккупации в целом, то она не выглядела таковой, особенно на фоне советского периода 1930-х гг. и послевоенных лет. Многие интеллигенты не только проявили мужество и научный фанатизм в деле спасения культурных ценностей Одессы (В. Селинов, В. Лазурский, А. Н. Тюнеева и др.), но и продемонстрировали примеры высокоморальных поступков. Собственно, сам же С. Боровой привел два таких случая из биографии И. Фааса периода оккупации (И. Фаас отказался взять назад из личной библиотеки С. Борового свои книги с дарственными надписями, аргументируя это тем, что "Саул Яковлевич был и остается моим другом" и скрыл еврейское происхождение И. Шерешевского, что позволило последнему пережить оккупацию). Если говорить об идейной стороне деятельности института, то учитывая то, что сегодня значительная часть ученых и цивилизованной общественности воспринимает коммунизм и нацизм как близнецов-братьев, ее следует признать достаточно объективной и продуманной. Другое дело, что денонсируя коммунизм, докладчикам приходилось вольно или невольно служить делу установления не менее жестоких режимов. Часть докладов носила на себе отпечаток эмоций докладчиков, вызванных лично пережитыми большевистскими репрессиями, что естественно снижало степень их наукообразности.
    Как бы то ни было, в начале 1944 г. И. Фаас имел все основания опасаться за свою жизнь после возвращения коммунистов. Вместе с женой он эвакуировался в Румынию, где поселился в семье профессора Болдура. Нелегкой была судьба его коллег. 25 июня 1945 г. в Одессе умер Н. Макаренко, скорее всего не без "помощи" спецслужб, неизвестна судьба А. Жилина. Советские карательные органы замучили В. Селинова, П. Часовникова, Б. Варнеке, Н. Соколова и многих других.
    От советских спецслужб И. Фаас скрывался под именем и фамилией "Иоан Адриан". Впрочем, испытывать страх и унижение ему не пришлось долго. 11 апреля 1945 г. он умер в Бухаресте, где и был похоронен под вымышленным именем. Анна Фаас надолго пережила мужа. Она умерла в 1982 г. в Бухаресте и была похоронена в одной могиле с И. Фаасом. В 1947 г. сотрудники МГБ СССР предприняли попытку завладеть диссертацией И. Фааса, которую семья Болдур прятала в погребе. Анне Фаас пришлось спрятать ее в другом месте. В 1972 г. она передала рукопись дочери профессора А. Болдура Нине Александровне Болдур, которая и сохранила ее до наших дней.
    А. Болдур и С. Боровой несколько по-разному, но вместе с тем и похоже завершали свои рассказы о И. Фаасе. Первый писал о "грустной судьбе" ученого, второй - о "печальном и бесславном окончании своего жизненного пути человеком большого таланта и глубоких и разносторонних знаний, но реализовавшим только в небольшой части свои возможности". При оценке таких деятелей как И. Фаас следует прежде всего учитывать то, что барьер на пути развития их творчества и карьеры был создан в предвоенные годы ненормальными условиями существования интеллектуалов при коммунистическом режиме. Поэтому выглядит ограниченной трактовка их действий в период оккупации лишь как приспособленчества. Если же учесть, что именно трудами И. Фааса и его коллег в годы оккупации была восстановлена искусственно прерванная в 1930 г. глубокая традиция высшего правового образования в Одессе, то жизнь этих людей, в том числе и в период войны, не выглядит такой уж бесславной (символично, что в 1960-е гг. ее продолжил во многом представитель "старой школы" юристов, выпускник Новороссийского университета, И. Шерешевский). Судьба И. Фааса и других одесских ученых периода оккупации свидетельствует о том, что противоречивые и многомерные события Второй Мировой войны никак нельзя втиснуть в строгие рамки какой-либо догматической концепции, где все участники огромной исторической драмы заранее поделены на "хороших" и "плохих", "коллаборационистов" и "освободителей" и т.п.

Приложение

Отчет проф. Н. Яблоновского о деятельности Института Антикоммунистических Исследований и Пропаганды, кон. 1943 г. - начало 1944 г.

І. Институт Антикоммунистических Исследований и Пропаганды открыл свою работу 15 мая 1943 г.
Каждую неделю в Институте происходили публичные заседания, на которых преимущественно преподаватели Университета выступали с докладами на различные темы антикоммунистического направления /всего было 21 заседание/. После докладов демонстрировались кино-картины, или устраивались концерты.
Доклады, прочитанные на заседаниях Института, редактировались силами Института и направлялись в Субдирекцию Пропаганды для напечатания в виде брошюр под общим заголовком: Издание Одесского Университета. Кроме того, при Институте был ежедневно открыт читальный зал для граждан г. Одессы, в котором читатели могли пользоваться периодической русской и иностранной литературой /румынской, немецкой, итальянской и французской/.
2. Среди докладов прочитанных в Институте, были следующие:
а) Кризис животноводства в СССР. Этот доклад имел ярко выраженное антикоммунистическое направление, т.к. в нем показывалось, что благодаря коллективизации деревни скотоводство в СССР пришло в полный упадок (доцент Стамеров)
б) Иран - основной путь снабжения СССР.
В этом докладе сообщалось, что Иран в данное время является почти единственным путем снабжения Советского Союза англо-американским оружием, что является одной из основных причин предстоящего поражения большевиков (профессор Белодед)
в) Судьба генетики и генетиков в СССР
В этом докладе описывались все советские извращения в самой науке, а также преследования ученых, занимающихся ею (доцент Бренейзе, немец по происхождению)
3. На заседаниях обычно присутствует примерно 250-300 человек, в числе которых бывают и жители г. Одессы. Преподавательский персонал посещал доклады недостаточно активно: то же самое можно сказать и о студенчестве, что отчасти можно объяснить тем, что начиная с весны, студенты были заняты экзаменами, а затем практикой и трудовой повинностью. Преподаватели же летом находились в отпусках и многие, кроме того, жили на дачах.
Однако, необходимо отметить, что значительная часть студентов относится несочувственно к антикоммунистической пропаганде, так как она выросла в советское время и подпала под разлагающее влияние советского режима. Для перевоспитания молодежи потребуется приложить много усилий и времени как со стороны Института путем докладов, так и особенно со стороны деканов и преподавателей посредством бесед и разъяснений.
Что касается ведущих преподавательских сил Университета, то необходимо сказать, что весьма многие из них не только сами не выступают с докладами в Институте, но и не посещают докладов других лиц.
В заключение должен отметить, что всю работу по Институту со дня его открытия мне фактически пришлось вести одному, так как директор Института профессор Фаас, будучи больным, не мог принимать участие в работе. Известную помощь я имел от господина Генерального Секретаря и, кроме того, в руководстве работой Института принимал живое участие ректорат Университета. На будущее время при директоре Института необходимо иметь не менее двух сотрудников - помощников.
Профессор Н. Яблоновский
ГАОО. - Ф. Р-2249. - Оп. 1. - Д. 200. - Л. 129-130.


(1) Автор очень признателен профессору исторического факультета ОНУ им. И. И. Мечникова, доктору исторических наук Дмитрию Павловичу Урсу за помощь в процессе подготовки этой статьи.
(2) Боровой С. Воспоминания еврейского историка. - М.-Иерусалим, 1993. - С. 142-145. См также стр. 240, 293-294, 380.
(3) Бородатий В. П., Скрипник М. О., Граждан В. Д., Редькін О. С. Одеський державний економічний університет. Нариси історії. - Одеса, 2000. - С. 50-52.
(4) Білокінь С. І. Я. Фаас // Українські історики ХХ ст.: Біобібліографічний довідник. - К., 2006. - В. 2. - Ч. 3. - С. 242-243.
(5) Вісник Одеської комісії краєзнавства при Всеукраїнській Академії наук. 1924-1930: хронологічний розпис змісту. - Одеса, 1999. - С. 37; Михайло Слабченко в епістолярній та мемуарній спадщині (1882-1952) / Упорядник В. Заруба. - Дніпропетровськ, 2004. - С. 79, 83, 84, 136, 193.
(6) Literatura si arta. - 2004. - 29 ianuarie.
(7) Государственный архив Одесской области (далее - ГАОО). - Ф. Р-129. - Оп. 3. - Д. 7. - Л. 57; Центральный государственный архив высших органов власти и управления Украины. - Ф. 166. - Оп. 12. - Д. 7944. - Л. 1-2.
(8) ГАОО. - Ф. Р-129. - Оп. 3. - Д. 7. - Л. 57.
(9) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 216.
(10) Пока что удалось установить только 13 работ И. Я. Фааса: Теория ценности Г. Касселя. - К., 1914; Рец. на: Ефимов В.В. Догма римского права // Право и жизнь. - 1918. - № 7-8; Рец. на: Егиазаров С.А. Исследования по истории армянского права публичного и частного. - К., 1919. - В. 1 / Государственный, общественный, хозяйственный и юридический строй Армении в Х-ХІІІ в. по надписям Ани и Ширака. - К., 1919 // Записки коллегии востоковедов. - Т. 1. - К., 1925; Новый труд по истории права и хозяйства Украины // Вісник Одеської комісії краєзнавства при УАН. - 1925. - Ч. 2-3. - Секція соціально-історична; Принцип вины или принцип причинения (статья 403 гражданского кодекса) // Журнал исследовательских кафедр в Одессе. - 1926. - Т. 2. - № 2; Оспаривание и отступление при заблуждении // Журнал исследовательских кафедр в Одессе. - 1926. - Т. 2. - № 2; Давність володіння і гарантія продавця. Порівняльно-історичний нарис // Записки історико-філологічного відділу ВУАН. - 1927. - Кн. 13-14; Бесповоротность предложения по Г.К. (Гражданскому кодексу) // Право и жизнь. - 1927. - Кн. 6-7; Інкунабули Центральної наукової бібліотеки м. Одеси // Бібліологічні вісті. - 1927. - № 2; Цена иска об освобождении имущества от описи и продажи // Право и жизнь. - 1927. - Кн. 4; Отрицательный договорной интерес // Записки Одеського Інститута народного господарства. - 1928. - В. 1; Исходные моменты древнерусского наследственного права в сравнительном освещении. - Одесса, [1930-ті]. - Диссер. на науч. степень доктора. юр. наук. - Т. І-ІІ; Частка мерця й частка душі: (Археолого-юридична розвідка) // Вісник Одеської комісії краєзнавства при ВУАН. - 1930. - Секція археологічна. - Ч. 4-5.
(11) Михайло Слабченко в епістолярній… - С. 79, 83, 84, 136, 193.
(12) СПБ Филиал Архива института истории РАН. - Ф. 276. - Оп. ІІ. - Д. 29. - Л. 26-28.
(13) Центральный государственный архив высших органов власти и управления Украины. - Ф. 166. - Оп. 12. - Д. 7944. - Л. 1.
(14) ГАОО. - Ф. Р-129. - Оп. 1. - Д. 79. - Л. 11-12.
(15) ГАОО. - Ф. Р-129. - Оп. 3. - Д. 10. - Л. 11.
(16) ГАОО. - Ф. Р-129. - Оп. 3. - Д. 7. - Л. 78.
(17) ГАОО. - Ф. Р-129. - Оп. 3. - Д. 7. - Л. 36.
(18) ГАОО. - Ф. Р-129. - Оп. 3. - Д. 10. - Л. 4.
(19) ГАОО. - Ф. Р-129. - Оп. 3. - Д. 7. - Л. 25.
(20) ГАОО. - Ф. Р-129. - Оп. 3. - Д. 8. - Л. 20, 32.
(21) ДАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 216.
(22) ГАОО. - Ф. Р-2249. - Оп. 1. - Д. 200. - Л. 153.
(23) ГАОО. - Ф. Р-2271. - Оп. 4. - Д. 7. - Л. 60.
(24) Одесская газета. - 1942. - 20 февраля.
(25) ГАОО. - Ф. Р-2249. - Оп. 1. - Д. 193. - Л. 74.
(26) ГАОО. - Ф. Р-2242. - Оп. 1. - Д. 1186. - Л. 67-79.
(27) ГАОО. - Ф. 2271. - Оп. 4. - Д. 4. - Л. 22-25.
(28) ГАОО. - Ф. Р-2271. - Оп. 4. - Д. 8. - Л. 22.
(29) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 219.
(30) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 295.
(31) ГАОО. - Ф. Р-2271. - Оп. 4. - Д. 8. - Л. 7.
(32) Boldur Alexandru V. Memorii. Via?a mea. Lumini ?i umbre. - Editura Albatros, Bucure?ti, 2006. - S. 260, 265.
(33) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 381.
(34) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 218.
(35) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 350.
(36) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 124, 126, 142-143, 155.
(37) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 96.
(38) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 55.
(39) ГАОО. - Ф. Р-2274. - Оп. 1. - Д. 233. - Л. 2.
(40) Смирнов В.А. Астрономия в Одессе в 30-40-е годы ХХ века (по материалам архивно-следственных дел и другим документам) // http: // www. ihst. Ru / projects/sohist/papers/iai/26/170-190.pdf





Нажмите на картинку для увеличения изображения
Профессор И. Я Фаас (второй слева) с матерью (крайняя слева), с женой и ее родителями. 1930-1940-е гг.(?) // Literatura si arta. - 2004. - 29 ianuarie.